Всегда коллектив, всегда группа и стадо. Запрет быть одному. Мы, выросшие в обществе победившего коллектива, инстинктивно опасаемся всякой власти над нами всеобщего. Помню, как офицер КГБ спрашивал меня с иронической улыбкой: "Так кто же прав, Татьяна Михайловна, Вы или 260 миллионов?"

А здесь, на Западе, даже в лоне церкви находишь несвободу. Недавно один молодой католик, живущий в одной квартире с братьями по вере, рассказывал мне: "Только первые годы было тяжело. Но я с собой боролся, ломал себя и теперь мне просто быть католиком, т.е. делать все, как все".

Вспоминается легенда о Великом Инквизиторе Достоевского, где Великий Инквизитор, "спасая" людей от непомерной ноши христианской свободы, делает их счастливыми. Воистину "ликующий ад и плачущий рай".

Кьеркегор говорил, что прежде, чем найти Бога, нужно найти самого себя. Богу нужна наша свободная любовь. Нужна наша личность. А личность формирует себя через выбор. Опять же нам, русским христианам, очень "везет". Мы живем в эпоху поистине аскетическую и эсхатологическую. Мы должны быть начеку каждую секунду и каждую секунду выбирать: жизнь или смерть. Бог или дьявол. Радикальность выбора формирует сильную, рискующую и одновременно твердо уповающую на Бога личность. Человек узнает опытно, на что он способен, и на что способен Бог. "Тот, кто видел себя, выше воскресающего из мертвых", - сказал преподобный Исаак Сирин. Но как же быть христианам на Западе? Если самый большой выбор в этой жизни - это выбор между двумя марками машин? Как найти себя, как почувствовать нужду в Боге?

Поражает искусственность западного мира. В Париже перед Рождеством повсюду елки с искусственным снегом на них. В садиках, парках и даже лесах искусственные дорожки, скамейки, столики: все тщательно выметено, кругом след цивилизации. В домах двойные занавески и двойные скатерти, в магазинах все тщательно упаковывается в обертки, укладывается в мешочки. Все говорят, что человек не только обладает вещью, но обладает страстно, подчеркнуто.

Ритуальная гигиена, тавтология вещей. Мешочки, обертки, пластинки - сколько лишней озабоченности, сколько напрасно потерянной энергии! Как будто человек пытается защитить себя от чего-то, как будто он потерял вертикаль жизни и теперь должен ползти "квадриллион километров" в полном одиночестве и абсолютном мраке, обставляя свой путь ненужными, но своими вещами, чтобы не ощущать пустоты.

Как сказал Хайдеггер, у людей (живущих заботой) всегда нет времени.

Повседневность сделалась бранным словом, синонимом суеты, пересудов da s Man'a. Тогда как христианство призывает именно освятить повседневность. Старец Пиасий Величковский говорит о монахе как о повседневном мученике.

Кажется, что в наше время самый страшный грех - нарушение заповеди "Взыщи прежде Царствия Божьего".

Церковь, наполненная мещанами и конформистами, не подпускает к себе по-настоящему ищущих людей: "сами не входят и других не впускают". Как жалко тех, кто созрел для веры, кто нуждается в Боге, кто изнемогает в этом мире вещей и количества, но кто не может войти в Церковь. "И разбрелися овцы мои и стали добычею всякому зверю..."

Как ужасно обучили болтать этих детей! Кто такие святые? - Это лысые дяди, которым ставят памятники. - Говорят не задумываясь, не стесняется ни один, ни один не концентрируется. (У телевизора)

Молитве и жизни духа противопоставляют социльную деятельность, борьбу за справедливость, помощь бедным.

Но разве молитва уводит от этого? Человек, хорошо молящийся, не может не стать человеком любящим. Он будет искать случая помочь страдающим и, если страдает и нуждается сам, будет вдвойне благодарен за поддержку.

Без духовной основы, без молитвы те же самые проблемы справедливости решались так, что результат был прямо противоположен изначальным намерениям. Молитва дает дерзновение, без которого нельзя начать действовать.

Только теперь понимаю, как благодарны мы, русские христиане, должны быть Богу за то, что и арестовывали нас не как христиан (у нас ведь нет узников совести!), а как "паразитов", как антисоветчиков, как нарушителей общественного порядка, как воров и торговцев наркотиками (чего только не придумают способные на любой цинизм чиновники КГБ). И здесь они помогали нам не впасть в гордость, не стать фарисеями страдания, и наша правая рука не знала, что делает левая. Слава Господу за все! Церковь, лишенная внешней власти, сияет внутренней силой. Они же, властители мира сего, еще никогда не были столь непривлекательны, столь жалки. Господь воочию показал нам, как "бездарны всякие поработители", я редко встречала христиан, ненавидящих власть, наши преследователи вызывали у нас жалость.

Кубинский поэт Хорхес Вальс, просидевший 25 лет в тюрьме, на вопрос папы "Вы страдали?" ответил "Нет. Только Господь страдал, наши страдания ничто перед Его страданиями". Еще он сказал: "если бы я 5 лет провел в тюрьме, я бы мог еще думать, что осужден невинно. Но я сидел 25 лет, и я знаю, что я виноват". Как противоположна эта истина о человеческой душе современной западной установке - повсюду находить неудобства, быть вечно недовольным и постоянно обвинять кого-то: общество, капитализм, бюрократию, только не самих себя.

Святые победят, потому что они - творцы, они, как солнце, неистощимы в своей любви. Неистощим и опыт молитвы. Литургия никогда не надоест. Совершенно не объективируемая красота, неовнешляемый опыт. Молитву нельзя сделать инструментальной. Молитва не учится даже наизусть (ей не овладеть). Только одна молитва противостоит паразитизму современного общества, общества потребления. В этом обществе, где все становится предметом продажи и пассивного наслаждения, только молитва созидает, только ее никогда не поглотит жадное, как вампир, и скучное, как ад, современное общество.

Продолжение следует...